Рассказывает Лев Полыковский.

ПОЛЫКОВСКИЕ

История моих предков сохранилась в моей памяти весьма смутно. Из рассказов матери и бабушки по отцу известно, что я ношу фамилию своего деда по отцу, который был из польских евреев.

Девичья фамилия моей бабушки по отцу - Кривошеева. Фамилия моего дедушки по матери - Лерман. Девичья фамилия бабушки по матери - Афроймович.

Троих моих дедушек и бабушек я никогда не видел. А с нами в Богушевске жила только моя бабушка Полыковская Хиена Абрамовна (1875-1963 гг.). Как она рассказывала, она родилась и жила в деревне Зазерье возле Серакотнянского озера. Она могла разговаривать на трех еврейских языках: идыш, иврит и испанском идиш. К ней часто приходили в гости богушевские евреи: Лозар Гнесин, Бендер (портной), Голя Аронова, Любин и др. Как я помню однажды евреи у нас в доме пекли мацу. Тогда у нас была русская печка. Почти все крестьяне из окрестностей Богушевска бабушку Хиену хорошо знали и любили. Они часто приходили к ней в гости, идя на рынок, останавливались у нее. У нее было два брата: Довид и Мендель (Мендл) Кривошеевы. У них были свои семьи. Довид до войны женился на русской крестьянке Полине и у них родилось пять детей. Сына Якова Кривошеева (1919-1943 гг) за связь с богушевским подпольем расстреляли фашисты. Дочь Соня участвовала в партизанском движении. После войны она жила в Богушевске и работала в ресторане. Сын Абрам (1917 г. рождения) жил в Могилеве. Дочери Люся и Маня жили в Харькове. Мендель женился на еврейке Хасе и большую часть жизни провел в Могилеве. Но умер и похоронен он в Богушевске. У него было четверо детей: Исер (1917-1976), Берта, Шлема и Доба. Шлема погиб на войне в 1941 г. Исер женился на богушевской учительнице Мовшович Берте Абрамовне и у них родился сын Саша. Саша прожил недолго. Он окончил Богушевскую школу на отлично и после смерти матери переехали с отцом в Витебск и поступил в Ветеринарный институт. Умер он в возрасте около 20 лет от белокровия. Берта, дочь Менделя жила в Щучине, Гродненской обл., была замужем за 3-м секретарем райкома партии. Доба жила в Могилеве. Ее муж Гласов был в Богушевске одним из первых пионеров и комсомольцев. Затем работал заместителем министра. Особенно бабушку Хиену любили и навещали два племянника Исер и Доба. Берта жила подальше и почти не приезжала в Богушевск.

Из бабушкиных родственников я знал только Сандлер Риву (Ревекка) Менделевну которая жила в Витебске, в доме над книжным магазином "Криница" (1900-1985 гг.). Она была то ли двоюрной, то ли троюрной сестрой бабушки. Она жила вначале с мужем (Сандлером Хаимом Абрамовичем (1898-1976 гг.), затем муж умер. И было у нее двое сыновей с семьями: Борис и Додик. У старшего Бориса было две дочки примерно моего возраста. Я некоторое время жил у него на квартире около 1967 года. Потом бабушка Рива умерла, затем умерла Полина Исааковна (1927-1977), жена Бориса, а младшая дочь уехала в Америку.

Муж бабушки Хиены Леонтий Полыковский до войны с ней развелся и уехал в Оршу. Больше я ничего о нем не знаю. Бабушка осталась с двумя детьми: старшим Абрамом (Аврему), моим папой, и младшим Шлемой (Слэйме). Шлема в звании лейтенанта погиб под Сталинградом около 1942 г. От него у меня остался только большой настенный портрет, где он, красивый и молодой, изображен в лейтенантской гимнастерке с погонами. Бабушка не любила про него и свое прошлое рассказывать. Она получала пенсию в военкомате за Шлему. Она была крепко обижена и на бывшего мужа и на войну, забравшую у нее фактически обеих детей.

В войну бабушка Хиена эвакуировалась. Когда она вернулась домой после эвакуации, старого дома не сохранилось и ей дали кредит и она купила в деревне старый сруб, которому уже после войны было сто лет. Бабушке городские власти помогли поставить дом на улице Вокзальной 6 (ныне Горбунова 8, в начале улице построили кафе и нумерация домов сдвинулась) и она стала жить с вернувшимся с войны сыном Абрашей.

Папа мой Абрам 1912 года рождения вернулся с войны весь израненный и без ноги, инвалидом второй группы. Я его не помню. Но про него много рассказывала мама: Полыковская Гинда Мееровна. Он работал после войны в керосинном магазине продавцом и его иногда заменяла моя мама Геня.

Она, Полыковская Гинда Мееровна (девичья фамилия Лерман), родилась в 1910 г. в Витебске и жила со своей мамой на улице Володарской. Бабушку матери по отцовской линии звали Сорелька, имя дедушки по отцовской линии - Лев. Отец матери Лерман Мейр Лейбович (1885-1914 г.) погиб в империалистическую войну. Он был очень здоровым и участвовал в кулачных боях в Витебске. У него были братья: Ошер, Довид и Залман и сестры: Фрада, жившая в Харькове, и Лея (Хазак по мужу), жившая Ленинграде на Васильевском острове.

Мою бабушку по матери (1885-1941 гг.) звали Рахиль Янкелевна (девичья фамилия Афроймович). У нее было четыре сестры: Муся, Гинда, Хася и Бася и один брат - Мендель.

Потомков только одной ее сестры Хаси я знаю. Это Свердлов Евель (ее сын) и ее дочери Свердловы: Рахиль и Софья (жила в Одессе). Свердлов Евель жил в последние годы жизни в Богушевске

на той улице, где сейчас пожарная и аптека. Его жену звали Злата

Кейля. У них было три сына: Яков (живший в Минске, старший), Мих-

аил (о нем подробно описано отдельно выше) и Самуил; две дочери:

Рая и Хая. Все они уже умерли.

Рая жили в Минске, у нее было больное сердце и она рабо-

тала парикмахером. Я часто приезжал к ней и Якову в Минск, когда

по делам, а когда и в гости, когда один, а когда с братом и мамой

или с мамой. Они было очень гостеприемные и добрые.

У моей мамы было два брата: Яков и Лев и сестра Геня.

Брат Яша (1915-1915) прожил меньше года. Он тяжело простыл и его

надо было везти в больницу. Но в тот несчастный день как раз не

ходил транспорт и Яша умер у бабушки Рохи на руках, когда она зи-

мой в метель пыталась пешком донести его до детской больницы.

Сестра матери Шехтман Геня Мееровна (1908-1941 гг., дата

смерти приблизительна) прожила короткую жизнь завершившуюся траг-

ически. Ее муж Шехтман Борис Копелович (1906-1942 гг.). У нее бы-

ло три дочери: Сара-Баша (1935-1941 гг.), Катя (1937-1941 гг.) и

Люба (1940-1941 гг.) и сын (1934 г.р., его имя и дальнейшую

судьбу я не знаю). Наши родственники Шехтманы жили в Полоцке. Се-

йчас они переехали в Израиль.

Брат матери Лев (1912-1945 гг.) женился на Абезгауз

Риве. Она родом из местечка Ушачи, Полоцкого района. У них было

трое детей: Изя, Инна и Миша. Миша умер маленьким в годы блокады

Ленинграда. Сейчас Ривы уже нет в живых, она умерла лет двадцать

назад. Изя умер в 2005 году, а Инна живет в Пушкине под Ленингр-

адом. А мой дядя Лев был в начале войны призван в армию и погиб

почти в самом конц евойны, работая на эвакуированном предприятии.

Я, мой брат и мама часто бывали в гостях у Инны и Изи. У Инны муж

Атаманюк Василий (украинец, работал милиционером, очень хороший

человек). Он привез к себе престарелую маму и как за ребенком за

ней ухаживал до самой ее смерти. Сын Инны Саша окончил в Ленин-

граде институт и сейчас работает. Изя же имел детей, был в разво-

де и жил один.

Моя же мама Гинда до войны жила в Витебске, окончила ев-

рейскую школу, курсы кройки и шитья, курсы воспитателей и работа-

ла воспитателем в детских яслях в Витебске. Она вышла замуж. Ее

первый муж Николай Гольдин работал на игольном заводе. Он был бе-

здетный.

Как моя мама осталась совершенно одна? Всему виной война.

В 1941 г. маминого мужа и маму эвакуировали вместе с игольным за-

водом в Тамбовскую область. Мама звала свою маму и сестру ехать с

ней, но те не захотели. Мама очень любили племянников и просила

хотя бы одного племянника взять с собой. Но и это ей не разрешили.

Когда же она вернулась из эвакуации, уже потеряв мужа, который ум-

ер от цынги не вынеся тягот тогдашней голодной жизни, она увидела

вместо дома головешки, вместо мамы и сестры одну только горечь.

Она остановилась у подруги Клавы и устроилась работать швеей. И

ей рассказали, что фашисты возили евреев на середину Двины и топ-

или. Так погибла моя бабушка Роха, за девять лет до моего рожден-

ия, так погибла моя тетя Геня и мои малолетние двоюрные сестры в

возрасте 7, 6 и 1 года. В эвакуации мама потеряла все свои дорог-

ие ей фотографии мамы, отца, сестры и племянников и др., трудовую

книжку и еще много чего. Каким то чудом у нас сохранилась фотогр-

афия одной из дочерей Гени Сони. Сердце разрывается смотреть на

эту миленькую несчастную девочку, нашедшую свою страшную смерть

на дне Двины.

Однажды в городе мама встретила Евеля Свердлова, которо-

го знала, но не видела после войны. Она рассказала свою горькую

историю и он по родственному посочувствовал и не только посочувс-

твовал, но и сказал примерно так: "Гинда, что ты будешь делать

одна в полуразрушенном Витебске, если у тебя там ни кола, ни дво-

ра и все напоминает о погибших родных. Давай к нам в Богушевск,

мы же родня. Будешь жить у нас, места хватит". Маме терять было

не чего: ни вещей, ни дома и она согласилась. Так она впервые по-

пала в Богушевск.

Она устроилась в швейную мастерскую в Богушевске и стала

жить у Свердловых. В то время евреев в Богушевске было немало. Но

так получилось, что мой папа стал встречаться с мамой. Она конеч-

но сомневалась. Ведь он как никак весь израненный и без ноги. И

когда он сделал ей предложение она поехала в Витебск советоваться

с подругами. А их у нее было много и Клава и Роза Кимельман, и

Роза Шур, и дальняя родственница Нина Каданер, и Рая Лесина. Но

решение принимать пришлось ей самой и она согласилась. Время было

голодное. Чтобы как-то прожить бабушка Хиена взяла квартирантов

фотографа Терентьевича с женой. Когда мама была беременной Мишей,

то вообще голодали. Бабушка с папой ели варенную капусту, а маме

она не лезла в горло. И, когда 23 июля 1948 г. родился мой брат

Миша, мама спросила у врача Исаака Яковлевича Носовского: "Почему

он такой худой?". Исаак Яковлевич ответил:"Геня, а как ты питал-

ась?" Мама привыкла, что ее, Гинду, называли в Богушевске именем

ее покойной сестры.

В 1952 г. мой папа заболел и его забрали в военный госп-

италь в Витебск, который размещался на Марковщине. Ему сделали

операцию, но неудачно. Через несколько дней он умер. Мама расска-

зывала, что врач, который делал операцию плакал, из-за того что

ничем не смог отцу помочь и что он мог жить, смерть была нелепой.

Виной был неверно поставленный диагноз. Получилось так, что я па-

пу не запомнил. В 1952 г. мне было всего 2 года.

Нелегко приходилось маме без мужа. И у бабушки был хара-

ктер тяжелый. Даже огород решила с мамой поделить. И ей дали 1/4

часть, ту, что возле соседа Шкуенка, а маме больший и лучший уча-

сток.

Но пережитое сказывалось на мамином здоровье. Еще, когда

мы были совсем маленькими мама заболела грудницей и Исаак Яковле-

вич Носовский два раза оперировал ее. Но особо опасная операция

была у мамы в середине 60-х годов. Я еще не ходил в школу, а Ми-

ша, кажется ходил в первый класс. Итак мама уехала в Витебск на

операцию, а мы остались с бабушкой втроем. Как расказывала потом

мама у нее была доброкачественная киста правого яичника. Она чуть

не умерла.

Когда бабушка послабела и ей стало стало трудно не то

что обрабатывать землю, но и готовить себе, она сказала: "Гинду,

давай я тебе буду отдавать пенсию, а вы будете меня обслуживать".

Мама согласилась. "Хорошо, муме". Мама называла ее муме (тетя что

ли или свекровь). Мыть полы и стирать бабушкины вещи нам помогала

жительница Богушевска Ева. А готовила мама сама.

Итак мы с братом учились в школе. Мама поочередно с Оль-

гой Богдановой работали в керосинном магазине. А отдыхая от вред-

ной работы брала заказы как швея на дом и работала то в школьном

буфете Богушевской школы N 2, фотография свидетельствующая об

этом у меня есть, то в магазине Заготзерно, то в швейной мастерс-

кой, то продавала овощи от сельпо. А мечтала она о работе воспит-

ателя в яслях. Но время уже ушло, мест не было в Богушевске, и

образования не хватало и документы об образовании потерялись.

И тут к нам в 1957 г. приехал свататься из Витебска выс-

окий симпатичный мужчина маминых лет Аврутин Шая Менделевич. Он

до войны был женат, но его жена и дочь погибли в войну. Потом он

женился и неудачно. Он назвался дальним родственником Левитов и

Сорочкиных и мама ходила советоваться к Левитам и Раисе Борисовне.

Он сын двоюрной бабушки Фрумы Эстер Сорочкиной (Коган). У него в

Витебске был племянник Лившиц Лева (его жену звали Ася) и двоюр-

ный брат Борис Аврутин. Сестра его Берта жила в Москве, а два

брата жили в Свердловске и Саратове. Одного из них звали Борис.

Таким образом и состоялся этот третий брак мамы. "Просто встрети-

лись два одиночества". Мама спросила у свекрови и детей согласия.

Бабушка не возражала, только сказала: "Решай сама". Миша был про-

тив, а я согласился. Нелегкий был этот брак. Где отчим только не

работал: и в ДОКе, и на железной дороге, и ездил в Домбас искать

счастья. Была у отчима и тюрьма по-глупости. Когда обворовали в

Богушевске универмаг, дядя Сема, как мы его называли, работал в

универмаге кочегаром. И он нашел под елкой у универмага сало. И

за то, что он это сало не отнес в милицию, ему дали три года. И

выпить он любил, особенно пиво. Но бабушку уважал, детей любил.

Хотя с мамой его отношения складывались не легко, были и ссоры и

обиды.

Моя бабушка умерла в 1963 г. от инсульта и в последние

годы жизни страдала старческим моразмом.

Время шло. Миша окончил 8 классов и пошел на работу в

ДОК делать водочные ящики. И еще раньше он перешел учиться в ве-

чернюю школу. В ней тогда директором был Валентиенок. Там Мишу

избрали секретарем комсомольской организации и он хорошо ее окон-

чил. Еще директор Богушевской школы N 2 С.М.Затоненко сказал, что

Мише надо идти на историю. И когда он окончил 11 классов, то поп-

ытался поступать на истфак. Но выяснилось, что для этого необход-

им стаж педагогической работы 2 года. И он устроился работать уч-

ителем физкультуры, труда и русского языка в Бественскую 8-ю шко-

лу, Ходцевского сельсовета, Сенненского района, был секретарем

комсомольской организации школы. Затем он поступил заочно в

Псковский пединститут по специальности русский язык и литература,

чтобы не терять год времени. Там он учился хорошо и многим однок-

урсникам помогал по истории. Один даже подарил ему за это немецк-

ий плащ "болонья". Через год, декан факультета Парусников ему

сказал: Вам, Полыковский, надо переводиться на историю. И он пер-

евелся. Таким образом он учился не пять положенных лет, а шесть.

Ему уже стали давать вести уроки истории. Однажды его попросили

найти на три недели учителя математики в его школу, поскольку в

8-м классе некому было принимать экзамены и он уговорил меня. Я

тогда окончил Богушевскую среднюю школу N 2 и первый год не пост-

упив в институт, готовился поступать осенью 1968 г.

Итак, я окончил Витебский пединститут. Год отработал в

Краснобережской 8-й школе учителем физики и математики. Ничего не

предвещало беду. Миша сказал, что 23 июля будет два дня праздно-

вать день рождения, как будто что-то чувствовал. Пригласил дру-

зей, своего друга, учителя Капранова. Отпраздновали. А 30 июля

1973 г. ему захотелось съездить в Витебск. Мама куда-то ушла. И

он уехал даже без денег. Вечером я пошел с другом в кино. Ночь

было жуть какая темная. Вернулся домой мать с отчимом уже дома.

Ждем Мишу. Вдруг стук в дверь. Открываем. Какой-то человек сооб-

щил, что Мишу нашли возле железной дороги в Богушевске. Сейчас он

в морге. Мама с отчимом сразу оделись и пошли к больнице на пло-

щадь Ленина. Я не выдержал и тоже пошел через некоторое время за

ними. Встречаю их на улице Ленина. Мама рыдает бесшумно, а отчим

громко плачет. Похоронили брата. На похороны собрался весь Богу-

шевск. А тут еще стали говорить, что его в поезде проиграли в

карты и сбросили с поезда. А эксперт-патологоанатом после вскры-

тия дал заключение, что его не били. Официальная версия была та-

кая: ехал из Витебска в Богушевск на товарном поезде. Но поезд в

Богушевске не остановился и он выпригнул из поезда на полном хо-

ду и разбился. А версия которую люди неофициально сообщили маме

была такая, что была одна свидетельница того, что видела его в

посажирском дизеле играющим в карты. А потом свидетельницу пугну-

ли и она на следствии отказалась от показаний. Маме в Богушевске

жить стало очень трудно. Решили переехать в Витебск. Я устроился

в ПКБ АСУ программистом. Пожили по квартирам, купили полдома.

Отчим умер в 1976 г. от острой пневмонии. А дело было так. У нас

с соседкой Асей Дронь было общее отопление. И вот они решили от-

делится и сын Аси, крутой парень Марек, отрезал наши трубы от

своего отопления причем в начале зимы. Пока мы поставили котел,

отчим простыл и его положили в больницу. Да еще холодного пива

попил впридачу. Я тогда был на курсах программистов в Ленинграде.

Понадобились редкие лекарства, купили в Питере. Да видно поздно

было. Похоронили отчима, остались вдвоем с мамой. Я работал, она

по хозяйству, топить я так и не научился этот котел. Мне уж 36

лет было, когда женился. Жена на 12 лет меня младше Галя Дунаева,

тоже в ПКБ АСУ работала. Ее бабушка, Лапкина Клара Савельевна

(Кейля Шаевна), врач-гинеколог, в Верхнедвинске жила одна. Вну-

чек воспитала, фактически, сама. Ее мужа растреляли до войны в

годы репрессий. Мать Дунаева Саида Яковлевна, в Череповце жила с

Галиным отчимом Омаровым Мамедом Гусейновичем, а сестра Эмма учи-

лась в Вологде в техническом вузе. Только в 1988 г. родилась моя

дочь Мариночка, только исполнилась мечта моей мамы понянчить вну-

ков, как сердце ее начало давать сбои. Один раз в больнице лежа-

ла, другой. А в 1989 г. весной вообще расклеилась. В день своей

смерти, она протопила печь сварила обед, встретила меня, ласко-

вая такая. А Галя за доченькой присматривала. Я с мамой посидел

поговорил. Она меня приласкала. А к вечеру приступ. И на два ча-

са опоздала скорая. Она уже сама почувствовала смерть, попросила

у Гали прощения, если что не так, и у меня на руках умерла. Вы

представте себе. Память отличная, в полном сознании, если бы не

сердце, ей бы жить да жить. Вела она дневники лет пять или шесть.

Последнюю ее запись в день смерти без слез читать не могу.

А через год у нас и сынок родился Яша. Потом бабушка же-

ны стала привахривать. У нее болезнь Паркинсона. Мы ее забрали к

себе. А к тому времени и Эмма, сестра моей жены окончила инсти-

тут и переехала в Витебск. Замуж вышла за однокурсника Кашина Ва-

лерия. И у нее дочь родилась Оленька в 1988 году и сын Миша в

1990 г. Вот мы по очереди и ухаживали за бабушкой Кларой, то она

у Эммы, то у нас. В 1991 г. она буквально у меня с Галей на ру-

ках умерла. Похоронили ее в Верхнедвинске. В скорости наш дом

снесли, нам квартиру дали, вначале временную, а потом трехкомнат-

ную, постоянную. И тут, моя теща, не успела официально зарегис-

трироваться с отчимом Гали, Омаровым Мамедом Гусейнович, и стать

Омаровой, как у нее инсульт и дед, как мы называли отчима, хотя

он ненамного старше меня, привез ее к нам. И стала она поперемен-

но жить, то у нас, то у Эммы. Парализовало ее, ходить не могла. В

1998 году и она умерла, буквально у меня на глазах. Я за сыном в

школу вышел, прихожу, а она уже не дышит.

Ну что еще добавить дочь Марина окончила музыкальную

школу, 8 лет тренировалась по спортивным бальным танцам. С 1.09.

2002 по 2006 год училась в Еврейской школе-интернате Бейс Агарон

в Пинске, стала очень набожная, а с сентября 2006 года учится в

Еврейской женской академии в Гейтсхеде (Англия). Сын Яша учится

в 11-й классе. У него прорезались математические способности и мы

его перевели в школу с математическим уклоном. Сейчас у него вто-

рая категория по математике за олимпиады. С четырех лет он успеш-

но танцует на спортивных бальных танцах, окончил пятилетний курс

музыкальной школы, мастер спорта по шашкам. Вот только аллергия у него и бронхиальная астма.

С 4 августа 2003 г. он с сестрой отдыхали и учились в

Израиле по программе Дети Чернобыля. Марина приехала домой

28.12.2003, а Яша 13.01.2004.

Про себя же писать не буду. Свою творческую биографию

написал в отдельном очерке.

Hosted by uCoz